СОРОЧЬЕ ГНЕЗДО

-- Ведь есть же какие-то пределы?
-- Вот тут вы не правы... Пределов нет. Каждый способен на что угодно, буквально на что угодно.
                        Олдос Хаксли. Обезьяна и сущность

Старое заканчивается – приходит новое и сегодня мы являемся свидетелями смены эпох. Старое, - хоть и гнилое, и порочное, -  все же предпочтительнее  неизвестного будущего и потому мы, проклиная нашу прежнюю неустроенную жизнь, цепляемся за него.

Наше стремление ПОНЯТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ С МИРОМ – это и есть попытки с помощью магического  акта воли приостановить изменения. В действительности, все понимают, что происходит. Общество, возведенное на лжи, не выдержав проверку временем,  треснуло по всему фасаду и закачалось от первого же  свежего «ветерка». Сегодня мы видим на месте прежде сильного государства уродливую «вавилонскую башню», сотрясаемую слабым землетрясением. Еще ничего не произошло. Еще только слышен угрожающий подземный гул, а фундамент, заложенный на песке, уже поехал.  От башни начали отваливаться огромные части арматуры.

Однажды на даче я подошла к дереву, на котором висело сорочье гнездо. Сороки вывели птенцов и теперь кормили их нашей земляникой. Целыми днями подросшие птенцы сидели на заборе и горланили, широко раскрывая клювы, в которые заботливые родители то и дело вкладывали то червяков, то наши ягоды. Мы не трогали гнездо, жалея сорочат, и теперь расплачивались за  свое сострадание – ягод нам не досталось.

Когда я подошла к дереву, то увидела, что взрослых птиц не было, а  огромных размеров птенцы сидели на двух ветках, повернув головы на запад – в сторону заходящего солнца. Они были неподвижны и словно зачарованы красотой заката. Я помахала им снизу рукой, но они не прореагировали на мой жест и продолжали сидеть, словно окаменевшие, развернув клювы на запад.

Я потрясла дерево – никакой реакции и никакого движения. Я еще раз потрясла дерево, надеясь, что сорочата улетят из моего сада. Но, как я ни старалась, птенцы сидели все так же неподвижно, словно депутаты в думе. Они тряслись вместе с деревом, но не улетали, намертво вцепившись каждый в свою ветку.

Да так, собственно, все депутаты и сидят, уцепившись каждый за своё добро, и, глядя туда, куда им указали. В этом выражается их единомыслие, сплоченность и «клубная» посвященность в некое таинство, недоступное другим. И, будьте уверены, так они будут сидеть до последнего дня своего и ничто не заставит развернуть их головы к восходу.

Они будут сидеть так, окостенев в своей неподвижности и страхе перед будущим, провожая свой день, зная, что, может быть, это их последний день, а впереди – грядущее неизвестное.  Они будут сидеть и ждать «взрослых», которые прилетят на своих быстрых сильных крыльях - объяснят и укажут, что делать, куда лететь и где прятаться при землетрясении.

Мы тоже сидим каждый на своей ветке, окаменев от ужаса от накатывающего будущего, и, провожая каждый свой день, как последний.