МАЛЕНЬКИЙ СЕКРЕТ БОЛЬШОЙ ОБЕЗЬЯНЫ

-- Ведь есть же какие-то пределы?
-- Вот тут вы не правы... Пределов нет. Каждый способен на что угодно, буквально на что угодно.
                    Олдос Хаксли. Обезьяна и сущность

Стараниями многих умов вырабатываются культурные парадигмы, которые представляют собой картину мира, явленную разным народам в определенных фазах их развития.  У каждого народа – своя собственная «картина» и особое отношение к жизни.  Все «картины» равны по своей ценности и ни одна из них не может служить абсолютным образцом для других.  Лишь определенные черты других культур перенимаются, ассимилируются, благодаря чему люди разных культур начинают понимать друг друга и взаимодействовать.

Но одна из этих культур, именующая себя «западной новоевропейской культурой» вдруг провозгласила себя «лучшей» и начала изменять мир, исходя из своего  понимания. История развития Запада - стремительная, яркая и сравнительно короткая. На фоне более древних культур (греческой, египетской, индийской и китайской) она выглядит как вспышка, на миг осветившая, словно ракета,  огромные земные пространства. Вспышка, принесшая с собой много разрушений, канители, бессмысленных метаний разума и, не оставившая после себя ничего, кроме растерянности, недоумения и замешательства. Культура, провозгласившая безумие своей последней истиной – это, по сути, признание своего поражения и показатель заката европейской цивилизации.

Западно-европейский мир, показавший изумительные образцы человеческих достижений в период Ренессанса, пришла в 16 веке на короткое время к неустойчивой точке равновесия, а затем начала неуклонное снижение, вплоть до самообрушения, настигшего его в наши дни. Нынешнее состояние западно-европейской  культуры, выразившееся в саморазрушительной практике, явилось показателем ее низкой жизненности.

По-видимому, будущее данной культуры, в основу которой был положен самоуверенный,  дерзкий,  «свободный познающий ум», лучше других определил немецкий философ И.Кант.¹ Проанализировав в «Критике чистого разума» феномен разума со всех мыслимых сторон, Кант отказался признать его венцом человеческого величия. В конце жизни он, по сути, опроверг сам себя, провозгласив непознаваемость мира с помощью разума, который никогда не сможет понять «последнюю суть вещей». Таким образом, Кант отказал человеческому разуму в праве на всемогущество и величие.

Но Запад, всегда отличавшийся потребительским отношением к миру, опирался не только на «познающий» разум. Его познание всегда сопрягалось  с амбициозностью и захватом. В этом была его односторонность. Разум был для подавляющего числа прагматичных западных «купцов» только инструментом для добывания денег, расширения своего «контроля» и больше ничем. Всякие попытки приподнять этого «змея» над землёй оказались напрасными, так как западный инстинкт упорно отказывался принимать разум в качестве чего-то иного.

В дни Великой Французской Революции Максимиллиан Робеспьер предпринял отчаянную попытку создания некоего идеального государства, главной религией которого должен был стать Высший Разум, охватывающий все стороны бытия, а не только торговли и власти.² Но эта попытка с треском провалилась. И до сих пор большинство буржуазных историков проклинают бессребренника и идеалиста Робеспьера, пытавшегося приподнять тупую и глупую волю французских обывателей над бытом, и превозносят вороватого прагматика Дантона, нажившегося на революционных конфискациях и армейских поставках с помощью своего ловкого и ухватистого инстинкта.

Процесс падения западной культуры в «грязи» пытался остановить английский философ Томас Гоббс, создавший в 1651 году исследование о государстве, под названием «Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского».³ Этот труд был вызван необходимостью изменения ситуации морального разложения, создавшейся в Англии революционной поры 1640-1653гг.

В те времена повсеместно распространилось убеждение, что главной целью человеческого существования является прибыль.  В обществе воцарились бездуховность и моральная распущенность. Протестантская религия, принявшая сниженный образ человека за норму, способствовала аморализму. Повальное пьянство, распространившееся в Англии и Нидерландах, в 17 веке не закончилось и в первых десятилетиях 18 века.  Нормой западно-европейского человека в это время был лавочник-конкистадор, не отягощенный размышлениями, одержимый идеями насилия, наживы и, всецело находящийся под властью инстинктов. По сути, это была узколобая обезьяна, на которую сначала Гуго Гроций⁴, а затем  Томас осторожно попытались надеть «ошейник».

«Обезьяна» сопротивлялась, потому что ей нравилось быть обезьяной и она не хотела быть чем-то другим.  Неограниченная свобода ей требовалась для того, чтобы большими прыжками скакать по миру, оставляя повсюду отпечатки своей гигантской пятерни. Что за дело было этой «обезьяне» до тоски философа Гоббса по идеальному государству Платона, где правили философы, а лавочники, которым был закрыт путь во власть, занимали одну из низших каст. Да разве позволила бы «мировая обезьяна» осуществиться подобному проекту?

По сути, во все времена борьба, которая велась во всех общественных собраниях и парламентах сводилась к тяжелой битве аристократов духа с приверженцами тела. Первые выступали с позиций ограничения безумных эгоистических желаний, вторые отстаивали свободу для развертывания эгоистических инстинктов. Это была битва разума с вечно голодным эгоизмом - вековечная битва порядка с хаосом.

ГЕОРГИЙ ПОБЕДОНОСЕЦ

Гоббс не победил "лавочников". Но он сумел умерить их прыть, выдвинув концепцию «общественного договора» - нового проекта государственного жизнеустройства, связанного с жесткими ограничениями свободы ради интересов целого. Гоббс был уверен, что абсолютной свободы существовать не может, потому что нельзя отменить естественные ограничения в виде необходимости. Исходя из этого, он делал вывод, что добровольное согласие человека на частичное ограничение свободы как раз и является подлинной  и разумной свободой. Это и есть основание «общественного договора.

Но Гоббс прекрасно понимал «структуру» момента и ощущал активное сопротивление эгоистического инстинкта общества разумному жизнеустройству. В "Левиафане" он писал, что "если бы истина, что три угла треугольника равны двум  углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть  или интересам тех, кто уже обладает властью... учение  геометрии было бы, если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии"^5.

Жизнь по законам «мировой обезьяны» осмысливалась Гоббсом как «война каждого с каждым», где любой человек, обладающий силой и властью, может захватить желаемое. В результате получается, что, человеческие существа, желая себе безопасности и мира, постоянно втягиваются в конфликты друг с другом и погибают в этой войне.⁶

В естественном состоянии, - полагал философ, -  люди руководствуются только природными законами самосохранения. Здесь каждый имеет право на все, захваченное силой. Вот и получается, что в догосударственном состоянии, где правит инстинкт, - царит право сильного. Но государство – это нечто иное.

Государство основывается на общественном договоре и в пользу этой договоренности каждый член общества должен добровольно (!) отказаться от частного животного эгоизма  в пользу общего Закона. Государство, основанное на общем Законе, создается ради безопасности народов, которые его населяют и потому каждый гражданин должен пожертвовать частью своих амбиций в пользу общего блага.

Вот образ государства, который создал Гоббс: "Вне государства - владычество страстей, война, страх, бедность, мерзость, одиночество, варварство, дикость, невежество, в государстве - владычество разума, мир, безопасность, богатство, благопристойность, общество,  изысканность, знание и благосклонность".⁷

Это был прообраз государства, которое в эпоху Просвещения стало именоваться «просвещенным абсолютизмом».

Томас Гоббс прекрасно видел в ничем не ограниченной свободе разыгравшихся инстинктов большую опасность для западно-европейской цивилизации.  Впрочем, как и Вольтер, писавший о том, что при полной и абсолютной свободе каждого частного лица «неизбежна постоянная и саморазрушительная война».⁸

Запад всегда был одержим сумасшедшей идеей какой-то мифической «абсолютной свободы», которая, собственно, и завела его в тупик. Серьезно ограничить произвол в Европе в тех масштабах, которые предполагал Гоббс, не удалось, но из чувства самосохранения в Англии была принята концепция «разумно ограниченной свободы человека».

Данная «модель» общества была разработана Джоном Локком, составившим новый проект «общественного договора».⁹ Его отличие от «договора» Гоббса заключалось в более мягком ограничении свободы отдельного индивидуума, ценность и широкие права которого уже не оспаривались, а его собственность провозглашалась священной. 

Так «вещь» на Западе поборола «Дух». Сегодня мы даже не задумываемся о том, что освящение обычной (не сакральной) вещи – это кощунство. Бешенство, одержимой наживой «обезьяны» попытались смирить доктриной «разумного эгоизма», но проблема заключалась в том, что у западной «обезьяны» не было за душой ничего, кроме инстинктов, которые обслуживал разум и потому всякое ограничение воспринималось ею как оскорбление и насилие.

Для борьбы с сумасшедшей «обезьяной» государства укреплялись Законом, который худо-бедно, но сдерживал ее прыть своими структурами и властью, но пришло время, когда государственная мощь иссякла. Во всей этой истории с «обезьяной» государства, по сути, были частью симбиоза, представляя его разумную  и устойчивую часть. Вторая же сторона была чистым и динамичным эгоизмом, амбицией и стремлением к нескончаемым конфликтам. Когда системы такого рода разрушаются – это означает, что гибнут обе стороны. По сути, в войне двух противоположностей победителей не бывает и любая победа оборачивается пирровой победой.

Когда «левиафаны» начали слабеть и терять влияние, разумная сторона в обществе начала иссякать.  А остатки сохранившегося разума принялись обслуживать безумие «мировой обезьяны».  Исчезла политика «сдержек и противовесов», которой так гордилась Америка, канули в прошлое блестящие дипломаты и политики.  Всё поглотила стихия диких прыжков, бессмысленных «локальных» войн и дикого информационного визга. Мир затопила волна глупости, которую «обезьяна» моментально провозгласила «нормой». Шизофрения вошла в моду. Дискурс о свободе привел к неутешительным выводам о том, что предельной свободой может обладать только идиот или… «обезьяна».

Подобная точка зрения была принята к сведению и оформлена в постструктурализме, который возник в конце 1966 года. Он представлял собой один из вариантов западно-европейской общественной мысли, болезненно стремящейся к утверждению свободы индивидуальной личности любым путем. Это направление отрицало целостность, меру, социальность и центрированность структуры. Оно, впрочем, отрицало и саму структуру, что вызвало в обществе ответное сопротивление.  Обычные люди хотели продолжать жить в социально отлаженном государстве – «обезьяна» же предпочитала, как всегда, свободное и одинокое существование над обществом.

После 1966 года начался отказ от послевоенной парадигмы новоевропейской культуры, выстроенной на структурном единстве мира, основанного на социологизированной личности. «Была осуществлена ДЕЦЕНТРАЦИЯ структуры, лишившая ее онтологической устойчивости, сделавшей ее слишком «метафоричной» и независимой от человека».¹⁰ (Н.Н.Петрухинцев).

Децентрация сделала структуру динамичной и подвижной, но бесформенной и ненадёжной.  Она стала пластичным «материалом» для «мировой обезьяны», которая отныне могла делать с этим «тестом» все, что угодно.  «Обезьяна» тут же  принялась за «творчество», создавая общество таким, каким мог создать его бедный обезьяний ум.  Всё получилось, как в песне: «Если кукла выйдет плохо – назову её дуреха, если клоун выйдет плохо – назову его – дурак».

Так, глупость стала довлеть, а ум превратился в лишнюю докуку.  Было создано общество, обеспеченное широкими правами на безумие или… на неограниченную свободу идиота. Был провозглашен не просто сниженный образ человека, но образ твари, принужденной вести жизнь злой бактерии, ненавидящей всех, и, сеющей вокруг себя смерть. И мало кто задумался о том, что свобода – это не только право поедать всех, но и право самому быть съеденным. А жизнь такой твари – это краткий миг полуосмысленного существования в среде таких же угрюмых тварей, не поднимающихся выше уровня земли.

Такая, растворяющаяся в хаосе «структура», сделала жизнь для многих людей призрачной, бессмысленной и неопределенной. Новое жизнеустройство было специально создано именно таким для удобства и подчинения его «оперирующему с ним субъекту, превращающему его в пластичный материал».¹¹ (Н.Н.Петрухинцев). Вот почему каждый человек сегодня должен знать, что никакой он не «субьект», а самый что ни на есть бесправный «объект», над которым производятся нескончаемые манипуляции. Для «оперирующего субъекта» было создано удобное положение, благодаря чему он мог «истолковывать, запускать и направлять любые процессы, которые будут в последствие сотрясать «структуру», вызывая оторопь людей, привыкших к традиционной жизни.

Сегодня новая «структура» - это, по сути, подопытный кролик, над которым «мировая обезьяна» ставит свои опыты.  Ей нравится смотреть, как он дергается, когда через него пропускают ток, как он кричит, как его рвёт от трансгенной пищи, как он чешется от всевозможных облучений и послушно бежит в газовую камеру по единственному коридору, который для него открывают.

Наше время – это время постструктурализма, когда происходит разрушение всех центрированных систем, в том числе, и физиологических.  В постструктурную  и постиндустриальную «жидкую» эпоху основополагающей считается установка на отказ от поиска истины. Обоснование такого отказа заключается в том, что обезьяне истина не нужна.

 Другая установка – на знак сам по себе, то есть, на пустую форму, оторванную от реальности, которую Обезьяна заполняет всем, чем захочет. Так, широчайшее понимание «любви» было заменено сексом. «Знание» превратилось в умение понимать инструкции, составленные обезьяной.  «Сила» стала произволом.  «Истина» - наживой.  «Закон» - пустым бланком с набором общих слов.  Всё это – ценности обезьяны, но не человека.

А человек, тем временем,  окончательно погрузился в специально созданный для него искусственный мир, который не имеет ничего общего с реальностью.  Это, как говорит Н.Н.Петрухинцев, - «вторичная реальность», «пересозданная человеком», реальность  как поле для игры, интеллектуального моделирования и эксперимента. К чему это может привести?

Скорее всего, к безумию. Разрушение общественных структур, разрушение знака, связанного реальностью и вещи, стоящей за ним, приведет к разрушению человека и растворению его в хаотизирующемся мире. По сути, это обрушение человеческой психики.

Не случайно сегодня проявляется повышенный интерес к бессознательному, которое, якобы, направляет все логические процессы. Так безумная «обезьяна», бушующая в человеке оправдывает свое безумие.

«За нормальное состояние личности, - пишет Н.Н.Петрухинцев, - … принимается состояние максимальной неоформленности – патологии, приближающее ее к безумию».¹²  То есть, к недееспособности. Современная философия тоже говорит «да» безумию.  Ж.Делёз серьезно полагает, что  шизофрения является нормальным состояние человека. Он создал даже концепцию «шизоанализа» и «шизофреничного языка», а М.Фуко, занимавшийся проблемой безумия, провозгласил его «предельной свободой» индивидуума, ограничив, таким образом, его свободу.

В рамках новой парадигме «нормальной» личностью считается личность «принципиально неоформленная, лишенная… центра – определяющего ее смыслового ядра».¹³  (Н.Н.Петрухинцев)

Процесс создания личности (воспитания) трактуется как насилие над ней, как насильственное оформление ее извне с помощью силы. По сути, обучение сегодня расценивается как «изнасилование» «неоформленного субъекта» (ребёнка). «Неоформленный субъект» и дальше должен оставаться таким же неоформленным, продолжать действовать импульсивно, открыто удовлетворяя свои физиологические потребности.

Власть также должна быть неоформленной и действовать спонтанно. Это утверждение становится особенно занимательным, если соотнести его с «ядерной кнопкой». Власть, - утверждает новая парадигма, - должна «иметь характер фатальной неизбежности», которая может служить как добру, так и злу. Таким образом, власть представляет собой неопределенную, имперсональную и непредсказуемую силу – то есть, «лицо» мировой обезьяны».

Переход чего-либо к оформленности сегодня трактуется как непростительная дерзость и мировое зло, разрушающее неограниченную свободу.  Иррационализм становится принципом постструктуралистской культуры. Единственный положительный момент, который можно обнаружить в этой ситуации, - пишет Н.Н.Петрухинцев, - это «киселеобразная» однородность общества, в котором «утонул» человек.

Действительно, однородность отрицать нельзя – что есть, то есть, но можно ли считать бесформенность и неопределенность достижением? Современное общество стало более подвижным и мобильным, но можно ли считать вынужденное шараханье народов и скачки мировой обезьяны по континентам, разжигающей то  там, то здесь локальные войны, достижением? Большой вопрос.

 Мир течет, изменяется. В нем нет ничего постоянного.  Даже вещи устремились вприпрыжку вслед за бегущей обезьяной. Поток вещей закружился, втягивая в свой водоворот миллионы людей, которые, ради того, чтобы покружиться на этой сумасшедшей карусели, готовы заложить интересы своей семьи, друзей, детей, родителей и государства.  То есть, разрушить оставшиеся структуры.

Большая «обезьяна», одержимая экспериментаторским зудом – это современная пародия на Бога-творца. Вот почему все должны равняться на «обезьяну» и делать то, что делает она. Впрочем, никто не может предугадать ее следующего прыжка, потому что и обезьяна-то, собственно, не одна.  Все они на одно лицо, все «творцы», готовые выскакивать из собственной шкуры. Все – сумасшедшие, одержимые игрой и экспериментом над беззащитными народами и природой, которые сопротивляется уже из последних сил.

После падения социализма ситуация с предельной свободой вышла из под контроля и вошла в последнюю фазу. Служащий американского государственного департамента Ф.Фукуяма констатировал «конец истории» и нарастание в мире хаотизации.  Мир с 90-х годов погрузился в бесконечную череду региональных и национальных конфликтов. Неприятные эксцессы начали вспыхивать  даже в местах, которые  долгое время считались «европеизированными» и спокойными – в том числе, и в самой Европе.

«В «третьем мире» огромные масштабы приняла негативная фундаменталистская традиционалистская реакция на  растущую опасность для мира реализации новоевропейской парадигмы. «Ощущение иррационалистического хаоса и тупика, кризисности современного состояния, столь отчетливо выраженное постмодернизмом .., стало обретать зримую и осязаемую плоть».¹⁴

Фернан Бродель предполагает, что положение, скорее всего, еще более усугубится. В русле этой тенденции уже можно говорить о наступлении долговременной «понижательной» фазы в развитии человечества и о том, что краткий период «относительного благополучия» человечества, создавший условия для расцвета новоевропейской культуры, закончился.

Сегодня вполне реальной становится угроза гибели или серьезных потрясений в судьбах человечества в не столь отдаленной перспективе. И всё это – расплата за новоевропейский комфорт.  В нынешней ситуации, когда шальная «обезьяна» разыгралась надолго и всерьёз, говорить о мере и о необходимости остановиться – уже нереально. Обезьяна разогналась и, в духе линейной парадигмы, она еще долго будет скакать вперед до той последней точки в перспективе, дальше которой уже будет только тишина. Так что, господа фантасты, предположившие, что в будущем человечество преобразуется в царство обезьян, скорее всего,  просчитаются.  Впереди не будет никакой страны. Впереди будет только пустота.

_________________________

1 - Иммануи́л Кант — немецкий философ, родоначальник немецкой классической философии, стоящий на грани эпох Просвещения и романтизма.

2 – Максимилиа́н Робеспье́р — французский революционер, один из наиболее известных и влиятельных политических деятелей Великой Французской революции.

3 – Томас Гоббс — английский философ-материалист, один из основателей теории общественного договора и теории государственного суверенитета. Известен идеями, получившими распространение в таких дисциплинах, как этика, теология, физика, геометрия и история.

4 – Гуго Гроций — голландский юрист и государственный деятель, философ, христианский апологет, драматург и поэт. Заложил основы международного права, основываясь на естественном праве.

5 – Томас Гоббс. Избранные произведения.  Т. 2.  - С. 133.

6 – Вот почему говорят, что «добрыми намерениями вымощена дорога в ад» и «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». У «мировой обезьяны» по иному и не получается, потому что она руководствуется только эгоистическими инстинктами. Она хочет контролировать всех, но только не себя.

7 – Томас Гоббс. Избранные произведения. Т. 1. С. 364.

8 - Вольтер. Философские сочинения. М., 1988. – С.167

9 – Джон — британский педагог и философ, представитель эмпиризма и либерализма. Способствовал распространению сенсуализма. Его идеи оказали огромное влияние на развитие эпистемологии и политической философии. Он широко признан как один из самых влиятельных мыслителей Просвещения и теоретиков либерализма.

10 - Н.Н.Петрухинцев. 20 лекций по истории мировой культуры. М.,2001. – С.387.

11 – Там же. – С.388

12 - Н.Н.Петрухинцев. 20 лекций по истории мировой культуры. М.,2001. – С.389.

13 – Там же.

14 – Там же. – С.391