ТАИНСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ МАРИНЫ АБРАМОВИЧ

-- Ведь есть же какие-то пределы?
-- Вот тут вы не правы... Пределов нет. Каждый способен на что угодно, буквально на что угодно.
                                  Олдос Хаксли. Обезьяна и сущность

Не знаю, отчего меня так волнует личность сербской художницы Марины АбрАмович. Я пыталась найти о ней хоть какой-то стОящий материал, но не нашла ничего, кроме списка ее инсталляций и видео. Статей много, но все они, словно переписаны с одного образца.

Марина АбрАмович загадочна, словно древняя богиня. Ее женственность приобрела форму, свойственную вечности. Она словно стоит у «врат» и указывает людям на вечность. Впрочем, каждая женщина стоит у врат вечности и имеет два лика – лик жизни и лик смерти, - но не все женщины это осознают.

 Посмотрев в глаза Марины, некоторые из них испытывают нечто странное, - то, что сегодня называют «инсайтом» или «катарсисом». Они ощущают странные эмоциональные вспышки, род воспоминаний о чем-то, чего никогда не было. Некоторые плачут. Кто-то впадает в транс. Но ничего не происходит. Нет никакого действия.  Марина называет это «Присутствием». Я бы назвала  подобное «неделание» - «У ног Богини».

Люди, которые приходят к Марине АбрАмович и садятся напротив, несомненно испытывают потрясение. Сама художница, всю жизнь пытавшаяся уловить реальность мгновения, стремилась тем самым познать момент «перехода».

Ей нужно было войти в пограничное состояние, чтобы почувствовать ту точку плавления, которая является предельным состоянием любого процесса. Это тот момент, когда человек становится «жидким» и способным принять любую форму. Это не только момент смерти, но и момент исполнения всех желаний, когда человек превращается во что-то иное. Это тот перекресток, достигнув которого, можно повернуть в любую мыслимую сторону и вырваться из колеи.

Можно осуждать Марину за вольность, за цинизм, за чрезмерную реалистичность и пристрастие к сексуальной символике.  Магии не свойственна стыдливость.  И не в моих правилась осуждать то, чего я не понимаю.  Я больше доверяю своему сердцу, а оно говорит мне: «Присмотрись к этому человеку. В нем что-то есть!» То, что делает художница, для меня совершенно немыслимо.  У меня другой путь. Единственное, что роднит нас – это поиск свободы.

Марина занимается тем, что в мистике называют «неделанием» или «монашеским деланием». Это психические практики, которыми занимались мистики, искавшие путь к абсолютной свободе. Это не та свобода, о которой говорят сегодня СМИ. Это внутренняя свобода, от которой говорил Иисус  – свобода от собственных ограничений. Это та истина, которая способна сделать человека свободным.  Эта свобода позволяет человеку вылезти из своего заскорузлого  мирка, преодолев все свои «ограничители» - страхи, запреты, - взобраться на свою собственную голову и почувствовать вкус головокружительной свободы.

Сейчас все куда-то бегут, пытаясь успеть за временем.  Человек даже во сне бежит. Он не может остановиться.  У него нет времени, чтобы осмыслить происходящее. Послушайте, как говорят наши политики, дикторы, даже актеры в театрах, когда читают длинные монологи (я уж не говорю о рекламной скороговорке) – все говорят взахлеб, не раздумывая, не имея перед собой образа, штампованными фразами, без проблеска смысла.  Все говорят только о том, что они выучили.  То,  что от них ждут. Именно это они говорят, а не то, что хотят сказать.  А спроси любого: «Что ты хочешь сказать?» Человек замолчит, испугается и замкнется или рассердится.

У Марины АбрАмович главная цель ее поисков -  внутренняя Свобода. Это не свобода «ОТ». Это свобода «ДЛЯ». Художница ничего не говорит или говорит очень скупо, потому что слова все превращают в ничто.

Главное, что гнетет любого человека – это СТРАХ. Это он лежит в основании человеческого существа. Он родился вместе со смертным человеком и, как тень, преследует его всю жизнь.  Играя на человеческом страхе, можно им манипулировать, как марионеткой. 

Страх – это источник всех пороков. Страх смерти, страх нищеты, страх позора, страх одиночества – все это, в целом, страх за свою жизнь. Если бы человек избавился от страха – он стал бы не только счастливым, но и абсолютно неуправляемым. Страх страдания – это «ограничитель» для любого человеческого своеволия. А страдание – это «жидкое состояние», переплавляющее человека во что-то иное. Именно СТРАДАНИЕ дает понять человеку, что он жив. Именно в страдании человек наилучшим образом осознает себя. Потому Марина АбрАмович взяла за основу своего искусства именно страдание, в котором человек становится ЖИВЫМ И ОСОЗНАЮЩИМ СВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ СЕКУНДА ЗА СЕКУНДОЙ.

Монахи занимались самобичеванием, носили рубища и цепи, наносили себе травмы, голодали, работали до изнурения, молились и медитировали по многу часов только для того, чтобы страдание тела подвело их к «точке плавления», преодолев которую человек становился «жидким» и способным к новому восприятию – к восприятию истинной реальности.

Выходит, что по-настоящему счастливыми могут быть только единицы? Видимо, да. И Марина принадлежит к этим избранным.  Она всю жизнь, слой за слоем снимала с себя житейскую шелуху, являющуюся для нее «ограничителем». Она скинула с себя страх стыда, продемонстрировав свою наготу в присутствии тысяч людей. Она преодолела страх изоляции, окончательно замолчав, и, отвергнув не только семейное счастье, но и любовь. Она преодолела страх услышать о себе нелицеприятные мнения и делала все для того, чтобы их было как можно больше. Она преодолела страх физической боли, позволив истязать себя любому желающему и наносить себе раны. Она и сама занималась самобичеванием и  собственным членовредительством, нанося себе ушибы и порезы. Она преодолела страх старости и не раз устраивала инсталляции, где ее погребали по-настоящему.  Она преодолела страх нищеты и неизвестности. Сорок лет она жила очень бедно и была непризнанным худождником, который ничего, кроме насмешек не вызывал.

Своими психологическими опытами Марина пытается стереть все условности.  Я не знаю, действует ли она спонтанно или продуманно, но, полагаю, что в ее «неделании» есть смысл.

Марина не понаслышке была знакома с монашескими традициями Тибета, а там монахов воспитывали очень жестко. Каждый день они заклинали своих «демонов» - уходили в пустыню на ночь и не всегда возвращались оттуда живыми. Особенно это касалось учеников – молодых монахов. Это неделание называлось «пиром демонов». Главное для монаха было занять крайне пассивную позицию и отдать себя на съедение демонам. Если человек научился выводить все свои мысли и оставаться чистым и эгоистически незаинтересованным в своей жизни – демоны его не трогали. Если же монах проявлял слабину и начинал бояться, то демоны разрывали его в клочки. И это не метафора, потому что довольно часто в пустыне находили растерзанных монахов. При этом не было около них ни следов диких зверей, ни хищных птиц.

Ученые знают об этом феномене. Они утверждают, что ученики умирали во время заклинания демонов от страха. При этом их мысли имели такую действенную активность, что они становились материализованными и нападали на них.  Ученые уверены, что, если бы монахи не верили в демонов, то остались бы живы. Но опытные мистики не так категоричны.

«Вы считаете, - говорят они, - что, если вы не верите в тигра, то он на вас не нападет?» «Объективизация умственных представлений, - говорит один тибетский монах, - очень таинственный процесс, безразлично, происходит он сознательно или бессознательно». Эти образы, словно младенцы, которых мы рождаем на протяжении всей своей жизни. Часто неосознанно. Они – дети нашего духа.

Наступает время, когда они ускользают из-под нашего контроля и начинают жить самостоятельно.  И кто знает, сколько демонов сегодня пирует на телах современных детей и молодых людей, которых пичкают страшилками и фантастическими боевиками. Так ли можно быть уверенными, что этот «пир демонов» закончится для ребенка или юноши благополучно? И кто знает, на что способны злые образы, запущенные в сознание человека? На что они могут его толкнуть?

Карл Густав Юнг говорил, что встреча с «Тенью» очень опасна и может убить человека, если около него нет опытного проводника.  «Тень» может свести с ума или сделать человека преступником.  Когда выходят бессознательные содержания, они кажутся сознанию ужасными и непереносимыми. Кастанеда называл эту практику «встречей с реальностью». Когда эта встреча происходит, многие неподготовленные люди теряют сознание.

«Тень» можно вызвать специальным дыханием. Кроме того, необходимо быть абсолютно пассивным, пустым и остановленным. Похоже, что Марина АбрАмович всю жизнь занималась именно этим - самоочищением от бессознательных содержаний. Вызовом их на поверхность и ассимилированием. Все это  называется «Заклинанием демонов».

Марина – мистик. А каждый мистик – это ваятель своей собственной жизни. Обычный художник пишет красками, а мистик занимается деланием себя. Это достигается «неделанием» - созерцанием, медитацией, самоосознанием.  Причем, в самых неблагоприятных условиях.

У тибетцев есть практика, которая называется «медитация на трупе». У Марины есть пример такого неделания, о котором трудно даже писать.  Она омывает слезами кости, символизирующие трупы жертв бомбежки в Югославии. И это – не цинизм.

Известный тибетский святой Миларайпа совершил такую медитацию над телом своей матери, которую отыскал непогребенной в своем полуразрушенном доме.  К тому же известно, что он повсюду ходил совершенно обнаженным и даже в горах при двадцатипятиградусном морозе не носил ничего, кроме тонкой льняной рубашки. Он сидел по многу часов в на леднике около своей пещеры и медитировал.  Это называлось практикой «тумо».

Миларайпа нашел переход, который не только привел его к богам, но и самого его сделал богом.  Он был известен при жизни и умер только тогда, когда сам этого захотел.

Все инсталляции Марины АбрАмович – это неделания, которые, в действительности,  меняют человека до неузнаваемости, но это – глубокая тайна самого практикующего. Уже само присутствие Марины в зале ее музея, ее взгляд заставляют людей плакать. Я уж не говорю о глазах ее давнего соратника и партнера по неделанию – немецкого художника Улая. Таких говорящих глаз я не встречала никогда в жизни.  Я видела этих двоих только один раз, но запомнила навсегда. Ничего не сказав друг другу, они так много сказали глазами, что слов не понадобилось.

Однажды в одном из городов, в одной гостинице оказались одновременно два Учителя. Один из них был Кришнамурти. Имя другого, столь же известное, я сейчас уже не помню.  Ученики этих святых решили устроить им встречу. К ней долго готовились – ждали чуда. Но все прошло очень прозаично. Учителя явились, взглянули друг на друга и… разошлись. Когда их спросили, почему они не поговорили, ведь им было о чем сказать друг другу, один из них ответил: «О чем говорить? Он все знает – я все знаю».

Такой же была встреча Марины с ее прежней любовью – Улаем.  Они все сказали друг другу глазами. У Улая глаза повлажнели, Марина заплакала. Они соединили руки, а потом он встал и ушел, а напротив Марины сидел уже другой визави.

Жизнь Марины АбрАмович для обычного человека так и останется запечатанной книгой. Он, увидев, экстравагантную художницу, испытает на себе какие-то аффекты, всплески и…  не более того.  В сути явления он не разберется, пока не остановится.

В музее Марины люди обычно сидят часами, глядя на нее. И испытывают инсайт.  Поэтому это «неделание» называется «Присутствием». В Присутствии Учителя всегда происходят чудеса. Ученики получают просветление. За этим и идут к учителям. Получив такой опыт, люди привязываются к тому, кто дает им свет. Если учитель отказывается брать их в ученики, инсайт, чаще всего, больше не повторяется, так как это явление вызывается силой учителя. Но все равно – если инсайт произошел, то человек, вспоминая в деталях, как это было, может привести тело в то же самое состояние и испытать инсайт  еще не один раз. Главное для человека – ВСПОМНИТЬ, КАК ЭТО БЫЛО.

Конечно, слепо следовать Марине не стоит, потому что это – опасно. Сама Марина, прежде чем пойти на это сложное дело, долго изучала тибетские практики и разговаривала с монахами.  У каждого человека свой путь. Не обязательно идти путем самоистязаний. Этот путь больше подходит экстравертам, которые сконцентрированы на внешних объектах, представляющих для них соблазн.

У интровертов – другой путь. Если экстраверт должен остановить свою внешнюю жизнь и уйти в себя, то интроверт должен то же самое сделать со своей внутренней жизнью и выйти вовне. Кроме того, у мужчин и женщин также разные пути.

 В целом же получается так, как говорит В.Пелевин: «Все мы едем в поезде, который идет к разрушенному мосту, но кто-то с него сходит». Марина АбрАмович как раз из тех, кто сумел сойти с поезда, несущегося в бездну.