БАЛЛАДА О СИНЕМ ЧЕЛОВЕЧКЕ

-- Ведь есть же какие-то пределы?
-- Вот тут вы не правы... Пределов нет. Каждый способен на что угодно, буквально на что угодно.
                         Олдос Хаксли. Обезьяна и сущность

Елена Де-Бовэ
БАЛЛАДА О СИНЕМ ЧЕЛОВЕЧКЕ

Сей опус посвящается господину Рухварову, который недоволен самим моим существованием на этой Земле. Да, правда, пишу много и из каждого процедента могу сделать тему. Даже из такого пустого места, каким является синий человечек.

Я всегда стою на стороне таланта, гения и полагаю, что в любом обществе, а особенно в нашем это сегодня самые уязвимые люди. Они в одиночку противостоят серости, пытающейся  «подровнять» их под свой уровень. Во всех обществах  прежде была цензура на глупость. Ныне она снята и потому каждый, у кого лихо закручен язык, может оскорбить способного человека просто за то, что он более профессионален.

 Серость всегда берет числом и пошлостью. Как сказал Тредиаковский – «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй». Это «чудище» состоит из маленьких синих человечков, которые родятся из пустоты, словно комары.  Маяковский говорил об этих «существах»: «Головы никакой, а курчавости сколько угодно. От сырости что ли такие заводятся?» Вот об одном таком «синем человечке» я и хочу рассказать в своей «балладе».

Синий человечек не только синий, но и серый. А потому  не осознает своего невежества. Он всегда оперирует только двумя понятиями: «Нравится» или «Не нравится». Других оттенков в его палитре нет. Он развивается точно по Фрейду и лихо укладывается в его куцую схему: то есть, мечется, словно животное между настроениями удовольствия и неудовольствия.

Если что-то вызывает в его естестве неудовольствие, синий человечек становится кровожадным и в нем появляется желание испить чужой кровушки. Это роднит синего человечка с семейством комаров. Укус синего человечка  пустяковый, но его утомительное жужжание так же раздражает, как и писк голодного комара.

Если синий человечек чего-то не понимает, то он считает, что этого не должно и существовать. Синий человечек постоянно заботится о том, чтобы все  были столь же тупы, как и он сам. Или «казались» такими. В состоянии неудовольствия он  начинает громко во всём сомневаться, не стесняясь при этом ПУБЛИЧНО демонстрировать свою неотесанность. Это значит, что о себе он весьма приличного мнения.

Он сомневается во всем: он утверждает, что профессиональный человек – это ненормальное явление, что невозможно столько знать, сколько знает профи, а потому, значит, этот профи поддельный. При этом он с удовольствием заглянул бы в паспорт этого профи и проверил бы там  дату его рождения и местопребывания. Он может даже усомниться в нормальности профессионала и заботливо предложит ему выпить галоперидол.

Он сомневается  также том, что существуют искусство, философская проблематика и вообще какая бы то ни было проблематика. Сам глухой и слепой, как крот, он даже не осознает того, что все его творчество заключается в обругивании тех, кто что-то делает. Но он не может признаться себе в своей вторичности. Для него это подобно самоубийству. Тусклый и скучный, как болотный огонь, он с радостью затушил бы любое творческое пламя. Несчастный синий завистник, вечно сравнивающий себя со всеми и ненавидящий всех.

Синий человечек, на которого вдруг нежданно свалилось ПРАВО ГОЛОСА вполне адекватно пользуется этим своим правом, соответственно уровню своего развития. Он вылезает к публичной кафедре, шмыгает носом и говорит:

«Я смело, гордо говорю – хрю-хрю!»

В этой речи – весь синий человечек. На большее он не способен. При этом он вовсе не чувствует себя свиньёй. Напротив, он думает: «А не замахнуться ли мне на этого урода Ницше?», «А не поднять ли мне заднюю свою лапу на эти “переоценки ценностей”, едрит-твою-мать!» Казалось бы, не понимаешь – пройди мимо, не позорься. Ан нет! Прочитает всё задом-наперед, обязательно всё переврёт и давай наяривать разгромные комментарии. «А пусть знает, умник, как передо мной кренделя гнуть, пыль пускать и меня унижать!»

Сент_Экзюпери много претерпел от синих человечков. «Они были довольны своей низостью» - горько писал он. И Чехов говорил о таких полулюдях-получеловеках: «Клоп тем и счастлив, что дурно пахнет». Да если задаться целью и поискать всё, написанное талантливыми людьми о синих человечках, то можно найти удивительные высказывания о них у каждого, ибо все претерпели и еще терпеть будут.

«Жизнь есть родник радости, - писал Ницше в «Заратустре», - но всюду, где пьет отребье, все родники бывают отравлены. Священную воду отравили они своею похотью; и когда они свои грязные сны называли радостью – отравляли они еще и слова… И многие, кто отвернулись от жизни – отвернулись только от отребья: они не хотели делить с отребьем ни источника, ни пламени, ни клада».

Казалось бы, из-за чего людям спорить?  Почему бы просто не делиться друг с другом радостью, знанием? Почему бы не поблагодарить за хорошо сказанное и написанное? Почему бы и не возразить, не оскорбляя при этом автора грязными намеками на его личную жизнь? Нет. Отребье всегда мучается завистью. Спроси такого синего человечка, что его не устраивает? И он скажет: «А чё он?»

Обычные старые дела – чем ярче свет, тем гуще тьма, тем бледнее поганка, которой размахивает синий человечек. Зависть – вечная спутница синего человечка, который ничему не хочет учиться. Или не может. У него нет авторитетов просто потому, что у него вообще нет никаких своих мыслей и он не знает, чему  надо поклоняться и кого чтить, пока его к чему-нибудь не принудят. Маленький синий человечек привык купаться в мелких лужицах и океаны его пугают. Он взял право ниспровергать знающих своим невежеством. Синему человечку ничего не возразишь, потому что его «дрын» - это пустота. А еще шаолиньские мастера говорили, что пустота – это страшное оружие. Бороться с синим человечком – это все равно, что бороться с пустотой. Даже страшно становиться.  Я обычно останавливаюсь в недоумении перед дремучим невежеством «оппонента», который говорит: «Ты мне не нравишься, гадина!» Да, такое бывает. Мало ли кто кому не нравится. Проходи мимо. Нет, он остановится только для того, чтобы публично испражниться.

Верховенский в «Бесах» у Достоевского тоже говорил о синих человечках, которых постоянно треплет какая-то лихорадочная трясучка: «У нас появились разные людишки. В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки… Я говорю лишь про сволочь. Во всякое переходное время подымается эта сволочь… безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение».

Эти синие человечки всё хотели бы сделать «забавным» и низвести жизнь до анекдота. Они обожают тех, кто бросает им, словно маленьким домовым, остатки костей с хозяйского стола. Они любят грызть огрызки и подбирать крошки.

Чего они требуют от гения для того, чтобы его полюбили? Чтобы гений сравнялся с ними в низости. Но гений по определению не может быть низок, потому что он уже высок. И потому маленькие синие человечки ненавидят тех, кто выше их и обожают тех, кто в угоду им становится перед ними на колени. Высший человек должен дать толпе то, чего она от него ждет. А толпа всегда ждет хлеба и зрелищ.

О таком лидере написал В.Пелевин в романе «Чапаев и пустота»: «Сраминский… чутьем понял, что только что-то похабное способно вызвать к себе живой интерес этой публики… такова, - с горечью думал я, - окажется судьба всех искусств в том тупиковом тоннеле, куда нас тянет локомотив истории».

Синие человечки любят читать исторические анекдоты, коллекционировать афоризмы умерших гениев и изучать адаптации, эти «костыли», специально изготовленные для синих человечков: «Кант за 10 минут», «Забавный Шопенгауэр», «Постельные проблемы Байрона», «Неудачник Шопен»… Читая эту дрянь, тупея еще больше, они, тем не менее, начинают чувствовать себя людьми.

«Ты такой же, как я, - словно говорят они гению. – Ты так же ходил в туалет и трахался с бабами!» Без подобной дряни синие человечки не могут жить, как невротики не могут жить без валерианки, а алкоголики без водки. Потому что для того, чтобы самим возвыситься – им надо унизить всё, что выше их. Маленькие карьеристы, они любят только собственную задницу.

Я не пишу для синих человечков. Я пишу для всех других людей.  Для тех, кто не страдает желчной завистью и злокачественным критиканством. Кто несет ответственность за свои мысли и слова.  С которыми можно общаться на человеческой основе.  Кто хочет узнать что-то новое. Кто не читает сложные тексты вприпрыжку и через строчку, как это обычно делают синие человечки.

Пусть синий человечки читают свои книжки анекдотов. Я пишу не для них. Пусть меня прочтет всего пять человек, но путь это будут порядочные и думающие люди, которые не желают мне зла, как и я им желаю им только добра. Нам нечего делить. Единственное, чем мы можем делиться – это своим светом, который присутствует в каждом.

Мне самой очень скучно бывает читать простые тексты. Я люблю думать над прочитанным и я согласна с Андреем Фурсовым, который пишет сложные тексты и не желает упрощать их в угоду читателям. Его тексты сложны только потому, что они насыщены концентрированной мыслью. Иногда приходится несколько раз перечитывать абзац, чтобы понять, о чем он пишет.

Однажды издатель попросил его упростить текст, но Фурсов сказал ему следующее: «Собственно, почему серьезные вещи должны быть легкими? Кто сказал, что понимание серьезных проблем не требует медленного чтения и труда ума и души? Не случайно Гегель в ответ на просьбу Канта изложить суть своих сочинений популярно в одном томе и по-французски, ответил: «Моя система не излагается ни популярно, ни кратко, ни по-французски». Иными словами, есть вещи, о которых можно сказать только на определенном языке».

Кстати, сложность текста, это единственное оружие против синих человечков, которое может использовать мыслитель. Это та единственная «территория», на которую не посмеет сунуться синий человечек. Но, конечно, если, по дури,  и сунется, то беспременно нагадит или напишет свои «три волшебные буквы».

Синий человечек понятия не имеет ни о стиле изложения, ни о том, каким трудом нарабатывается этот стиль. Он не представляет, сколько всего надо  знать, чтобы писать легко, непринужденно и изящно. У некоторых талантливых людей стиль вообще не вырабатывается и потому они пишут сложным и громоздким языком.

Чтение книг таких людей –  настоящее испытание на прочность. Таковы Кафка, Джойс и Умберто Эко. Их тексты – это философские размышления, предельно насыщенные мыслью. Синий человечек никогда не сможет понять этого текста, если не приложит больших усилий. Но его разреженным мозгам это усилие не под силу и поэтому он отвергает все, что не может переварить. Не случайно Умберто Эко, упреждая синих человечков,  предпослал одной из своих «маргиналий» «Имя Розы» следующий текст:

«Тот, кому предстоит читать книгу, должен сначала войти в ее ритм. Если это ему не под силу – значит, ему не под силу и прочесть книгу. Такова очистительно-испытательная функция первых ста страниц. А кому не нравится – тем хуже для него. Значит, ему на эту гору не влезть. Входить в книгу – это вырабатывать дыхание, наладить шаг, настроиться на заданный ритм…».

Это значит, войти в соответствие с читаемым. Читать через строчку – дело бесполезное, особенно, если ты изначально настроен против автора.

ПОНИМАНИЕ РОЖДАЕТСЯ ИЗ СИМПАТИИ – это один из основных законов психологии. Если синий человечек имеет проблему злокачественного критиканства – это значит, что он  никогда ничего не поймет. В этом – вековечное страдание синего человечка. Ему всё чуждо. И чем больше он критикует – тем глупее становится, потому что всё отрицает, ни с кем не входит в сооответствие, ничего толком не понимает. Это, своего рода, хронический нигилизм, а нигилист – это человек, который катится по наклонной плоскости, потому что отрицает жизнь и занимается разрушительной деятельностью.

Не имея за душой ничего, страдая от пустоты и собственной непродуктивности, синий человечек горько говорит в сердце своем: «Нет, на эту гору я залезть не смогу – так хоть нагажу у начала тропы, чтобы каждый, кто задумал бы подняться, вляпался бы, прежде, в мое дерьмо». И он испражняется, чтобы все видели, на что он способен. Весь интернет изгажен  срамными кучами людей, которые только это и смогли из себя извергнуть.